Советский и российский писатель и сценарист Борис Стругацкий, создавший самостоятельно и в соавторстве с братом Аркадием Стругацким несколько десятков произведений, скончался на 80-м году жизни. Москва. 19 ноября. INTERFAX.RU - Знаменитый писатель-фантаст Борис Стругацкий скончался в понедельник вечером на 80-м году жизни. Факт кончины Бориса Стругацкого подтвердил "Интерфаксу" писатель Даниил Гранин. "Я не могу опомниться. Беднеем, беднеем, беднеем", - сказал Гранин. Как отметила радиостанция "Эхо Москвы", писатель скончался в больнице. В сообщении, размещенном на сайте радиостанции в понедельник, отмечается, что последние несколько дней писатель находился в больнице и врачи оценивали его состояние как тяжелое. Друг Стругацкого - Борис Вишневский - сообщил "Эху Москвы", что вечером писателя не стало. В свою очередь директор Фонда братьев Стругацких Сергей Арно сообщил "Интерфаксу", что "это случилось не внезапно, а после тяжелой болезни". Арно добавил, что, скорее всего, причиной смерти стала "сильнейшая простуда", которую Стругацкий недавно перенес. Смерть Стругацкого стала большой потерей, заявил в понедельник "Интерфаксу" министр культуры РФ Владимир Мединский. "Борис Стругацкий - абсолютно знаковая фигура для русской культуры. Невосполнимая потеря", - сказал министр "Интерфаксу". Творчество братьев Стругацких стало провозвестником перемен в России, заявил в понедельник "Интерфаксу" писатель, главный редактор "Литературной газеты" Юрий Поляков. "Он успел увидеть результаты этих перемен, и далеко не все его радовало, но факт остается фактом - Аркадий и Борис Стругацкие были властителями дум 60-х, 70-х и 80-х", - считает главный редактор "Литературной газеты". Поляков назвал Стругацкого "последним классиком великой советской фантастики". "Он оказал огромное влияние на формирование нескольких поколений в стране", - добавляет он. Также Поляков уверен, что Аркадий и Борис Стругацкие - это по сути один автор. "Редчайший случай такого счастливого соавторства в мировой литературе", - уточнил писатель. Невосполнимой потерей для российской и мировой литературы смерть писателя назвал председатель правительства РФ Дмитрий Медведев. "Ушел из жизни Борис Натанович Стругацкий. Великий писатель и мыслитель. Невосполнимая потеря для нашей и мировой литературы", - сделал запись премьер в своем аккаунте в "Твиттере". Во вторник директор петербургского Дома писателей Владимир Малышев сообщил "Интерфаксу", что Борис Стругацкий завещал развеять свой прах по воздуху. "Мы знаем, что, согласно его завещанию, его прах должен быть развеян по воздуху. Так было с его братом, и он желал того же. Однако в данный момент семья решает вопрос, как именно будет похоронено тело", - рассказал Малышев. Он также отметил, что Союз писателей непременно устроит прощание со Стругацким. "Правда, члены семьи нас очень просили не устраивать крупных мероприятий, но мы обязательно проведем символическое прощание", - добавил директор Дома писателей. Борис Стругацкий родился 15 апреля 1933 года в Ленинграде. Советский и российский писатель, сценарист, переводчик, создавший в соавторстве с братом Аркадием Стругацким несколько десятков произведений, ставших классикой современной научной и социальной фантастики. Среди них "Понедельник начинается в субботу", "Трудно быть богом" и "Пикник на обочине", "Обитаемый остров", позже экранизированный Федором Бондарчуком. Наибольшую известность среди экранизированных произведений Стругацких получил фильм "Сталкер", снятый Андреем Тарковским по "Пикнику на обочине" в 1979 году. После кончины Аркадия Стругацкого в 1991 году под псевдоним С. Витицкий опубликовал два самостоятельных романа. С 2002 года являлся главным редактором журнала "Полдень. XXI век". Награжден Орденом почета, медалью "Символ Науки", премией Президента РФ в области литературы и искусства, государственной премией РСФСР им. братьев Васильевых, является лауреатом премии им. Высоцкого "Своя колея". Учредитель премии "Бронзовая улитка". Смотрите оригинал материала на http://www.interfax.ru/culture/txt.asp?id=276642
Ветер настоящего несет нас к землям будущего Памяти Бориса Натановича Стругацкого 2012-12-06 / Владимир Львович Гопман - литературовед, критик, публицист. http://exlibris.ng.ru/kafedra/2012-12-06/4_strugatsky.html
6 декабря 1991 года прах Аркадия Натановича Стругацкого был развеян в Подмосковье. Прах Бориса Натановича Стругацкого, согласно его последней воле, будет развеян над Пулковскими высотами. В жизни бывают удивительные сближения: в конце августа 1946 года, согласно завещанию покойного, над Ла-Маншем был развеян прах Герберта Джорджа Уэллса. Кто знает, случайно ли земные судьбы великого фантаста первой половины ХХ века и великих фантастов второй половины столетия завершились сходным образом... * * * Несколько поколений выросло на книгах Аркадия и Бориса Стругацких. Мы знали эти книги наизусть, говорили цитатами из Стругацких. Эти фразы были нашим паролем, по которому мы узнавали друг друга, как члены какого-нибудь тайного ордена; узнаем и сейчас. Быков, Юрковский, Горбовский, Румата, Перец, Рэд Шухарт, Вечеровский… Как много мы, школьники начала 60-х, взяли – не понимая, быть может, тогда этого сами, – из их духовного опыта, жизненной философии, взглядов и пристрастий, оценки людей и событий… По книгам Стругацких мы учились быть честными и верными, ненавидеть ложь и подлость, никогда не изменять себе и своим друзьям, не терять чувства собственного достоинства, сохранять внутреннюю свободу. Стругацкие учили нас не только сопереживать герою, но и думать с ним. Одна из важнейших максим Стругацких гласит: «Думать – это не развлечение, а обязанность». Книги Стругацких написаны с удивительным доверием к читателю, рассчитаны на со-размышление, со-чувствование, со-творчество. Как тут не вспомнить Льва Толстого, в обращении «К читателям» своей биографической трилогии писавшего: «Чтобы быть приняту в число моих избранных читателей, я требую очень немногого<…> главное, чтобы вы были человеком понимающим<…>. Трудно, и даже мне кажется невозможным разделять людей на умных, глупых, добрых, злых, но понимающий и непонимающий – это для меня такая резкая черта, которую я невольно провожу между всеми людьми, которых знаю<…> Итак, главное требование мое – понимание». Стругацкие были не первыми, кто показал, что литература не дает ответов – она только формулирует вопросы, ответы же за нами, за читателями. Первыми в нашей фантастике они начали ставить перед читателем (и перед героем!) не технические, а этические задачи, проблему нравственного выбора. И важно, что словами одного из самых своих ярких героев, Горбовского, писатели подсказывали, как поступать в любой жизненной ситуации: из всех решений выбирать самое доброе. Стругацкие писали, что фантастика должна показывать вторжение будущего в настоящее. Не это ли мы видим сейчас – и убеждаемся, как правы были писатели, предостерегавшие нас о многих бедах будущего, которое уже наступило. Стругацкие не раз предупреждали нас о многом – и наша беда, что мы не услышали. В «Хищных вещах века» говорится о самой главной опасности, которую несет развитие научно-технического прогресса: о появлении того социального типа, который Стругацкие назвали Сытый Массовый Невоспитанный Человек. Культ сытости, преуспевания, потребления – то, что с таким наслаждением и завистью обличали наши партийные функционеры как смертный грех на Западе, – воцарился и у нас. Почти полвека тому назад Стругацкие говорили о том, что настало, увы, очень скоро: слег, дрожка, меценаты (не раскрываю эти реалии – читавший поймет). Борис Натанович неоднократно говорил, что, к сожалению, «Хищные вещи века» – их самая актуальная книга. И еще о поразительной точности и глубине социального предвидения Стругацких. Вечером 21 августа 1991 года я стоял на Лубянке в тысячной толпе и смотрел, как снимают Железного Феликса. И испытывал – как, наверное, все окружающие, – восторг, слепящую радость освобождения. И услышал, как кто-то сказал негромко за спиной: «Победы Араты Красивого волшебным образом оборачивались поражениями…» Я обернулся и увидел пожилого человека, произнесшего эту фразу. Заметив на моем лице протест, он грустно улыбнулся и сказал: «Читайте «Трудно быть богом», там все сказано, КАК развиваются восстания…». На следующий день я позвонил Аркадию Натановичу, рассказал ему о событиях прошедшего вечера и, в частности, об этом диалоге. Классик выслушал с интересом, потом вздохнул и сказал: «Кто знает, быть может, мы ошиблись, и на этот раз будет иначе?» Это был мой последний разговор с Аркадием Натановичем – когда я звонил ему в конце сентября, его супруга Елена Ильинична отвечала, что он не может подойти к телефону… Года через три, будучи в Питере, я рассказал об этом эпизоде Борису Натановичу. Он, как и брат, вздохнул и сказал: «Да ведь так хотелось, чтобы на этот раз было по-другому. И опять не получилось…» * * * Конечно, мы можем только догадываться, каково было Борису Натановичу после ухода старшего брата. И как он заставил себя вернуться в литературу. Об этом дает лишь относительное представление то место в его биографической работе «Комментарии к пройденному», где Борис Натанович говорит о том, как ему пишется в одиночку – отныне приходится пилить громадное бревно двуручной пилой в одиночку; напарник ушел, но бревно и пила никуда не делись, и нужно было продолжать пилить… В 1995 году вышел роман Бориса Натановича «Поиск предназначения». В 2003-м – его второй роман «Бессильные мира сего». Об этих произведениях много писали, и вовсе не однозначно. По моему мнению, это прекрасные книги – яркие, талантливые, занявшие свое место в истории литературы. Борис Натанович был долгие годы очень нездоров, но не позволял говорить об этом. И все это время работал. Объем сделанного им поражает. Это множество опубликованных статей. Без натяжки можно утверждать, что Борис Натанович – блестящий публицист, один из лучших современных социальных мыслителей, оперировавший широкими категориями, писавший афористично, емко, глубоко. Борис Натанович постоянно предупреждал об опасности сползания страны к тоталитаризму, считал, что «Надо отказаться от авторитаризма, ксенофобии и претензий на мировое господство», утверждал, что «Мы спасем себя сами – ценой окончательного отказа от феодального менталитета (включая холопство, стремление к халяве и имперские амбиции)». Перо Бориса Натановича, анализировавшего ситуацию в стране, можно сравнить со скальпелем хирурга. Беспощаден был Борис Натанович как к лживым и трусливым политикам, так и к тем, кто стоит у власти: «Слишком там много людей, исповедующих имперско-державные идеи. Слишком много носителей феодального менталитета. И уже не важно, кто они по профессии, лишь бы не кухарки и истопники». Безошибочен Борис Натанович в определении «болевых точек» нашей жизни. Говоря об опасных тенденциях в жизни страны в 2012 году – лизоблюдстве по отношению к новому-старому президенту, уравнивании оппозиции с врагами народа и т.п. – он писал: «Это называется реставрация. Конец очередной оттепели. Мы – страна задержавшегося феодализма. И от этого не денешься еще несколько поколений. Мы терпеть не можем начальство, но без начальства не умеем и не хотим». На вопрос, думал ли он об эмиграции, Борис Натанович однажды ответил: «Я об эмиграции… не думал никогда и начинать думать не намерен. Что же касается эмиграции внутренней, то это дело привычное и, я даже сказал бы, естественное. Закрутят гайки еще круче, и все мы станем внутренними эмигрантами как миленькие». Гражданская позиция Бориса Натановича была неизменна. Он выступал против возвращения сталинского гимна, против приговора Ходорковскому, подписывал письмо с призывом освободить Бахмину, а потом – освободить арестованных по «болотному делу» 6 мая. И выполнял, быть может, одну из главных задач интеллигенции нашей страны, обозначенную Пушкиным: призывать милость к павшим. Переписка Бориса Натановича с Михаилом Ходорковским вошла в книгу «М.Б.Ходорковский. Статьи. Диалоги. Интервью» (М., 2010). Борис Натанович поддерживал Ходорковского во время процесса и после него – в частности, в 2005 году подписал письмо, призывающее международное правозащитное сообщество признать Михаила Ходорковского политическим заключенным. В апреле 2008-го Ходорковский, поздравляя Бориса Натановича с 75-летием, написал: «Ваши книги – мои друзья с ранней юности и до сегодняшнего дня. Очень надеюсь, что их будет больше, так как друзей много не бывает». Борис Натанович ответил: «Высокая честь и награда судьбы для писателя – иметь такого читателя, как Вы». Ах, как было бы здорово издать сборник публицистики Бориса Натановича, его статей, написанных обо всех нас… Борис Натанович был человеком не публичным. Не выступал по радио и ТВ, не любил общаться с журналистами, тем более не рассказывал никогда о личной жизни. Но он был открыт с теми людьми, которые ему интересны, и тогда, когда речь шла о том, что ему интересно. Борис Натанович дал множество интервью – и ни в одном он не повторялся, в каждом был ярок и парадоксален. Конечно же, большинство вопросов касалось фантастики. Например, на вопрос: «Чем писатели-фантасты отличаются от писателей других направлений?» – последовал ответ, сочетающий иронию (и самоиронию!..) и глубокое понимание вопроса: «Насколько я знаю, от писателей всех прочих направлений они ничем существенным не отличаются. Они точно так же делятся на талантливых и не очень, на трудяг и лентяев, на моцартов и сальери, на удачливых и бедолаг, на сильно пьющих и употребляющих умеренно. У фантастов, пожалуй, только уровень образования повыше. В среднем… ». С 1998 года Борис Натанович регулярно отвечал на вопросы любителей фантастики, приходившие в гостевую книгу сайта Стругацких. За эти годы Борис Натанович ответил на 8620 вопросов – большой, серьезный труд. Хочется надеяться, что стараниями группы «Людены», самоотверженно занимающейся изучением творчества Стругацких, эта переписка будет издана отдельной книгой. Из того, что написано Борисом Натановичем в последние годы о фантастике, выделяется его предисловие к сборнику рассказов Льва Гурского «Попались». Размышляя над тем, как трансформируется фантастическое в творчестве автора сборника, Борис Натанович пишет: «Бывают времена, когда окружающая нас суконная реальность оказывается доступна адекватному отображению только средствами фантастики, иногда же действительность становится настолько фантастичной сама по себе, что возникает острая необходимость приправить ее вполне кондовым реализмом, чтобы избежать чрезмерного уже перебора. И тогда самые крутые фантасты становятся вдруг записными реалистами к вящему изумлению опытного читателя. Трансформация жанровой направленности писателя – вопрос тонкий и многозначительный одновременно. Солома показывает, куда дует ветер, ветер настоящего несет нас к землям будущего...» Много сил отдавал Борис Натанович семинару, руководителем которого он был с 1974 года (среди его «выпускников» немало ярких имен: Вячеслав Рыбаков, Андрей Измайлов, Михаил Веллер), работе в журнале «Полдень. XXI век», появившемся в 2002 году, премии «Бронзовая улитка». Семинар, журнал, премия – это груды рукописей и книг. И все это он читал, не позволяя отделаться отпиской, давал глубокую и точную оценку. * * * Смерть Бориса Натановича потрясла писательский мир. Умно и хорошо гворили Борис Акунин, Юрий Арабов, Дмитрий Быков. Запомнился горестный вздох Даниила Гранина: «Беднеем, беднеем, беднеем…» Жизнь Бориса Натановича Стругацкого, его преданность своей профессии и своему народу – камертон, по которому следовало выстраивать жизнь общества. Идеал порядочности и бескомпромиссности, он был нравственным эталоном нации. Это о таких людях – слова евангелиста: соль земли и свет мира. Потому его уход – уход морального авторитета, человека, которому верили, как никому другому (сама мысль о том, что он есть, жив и работает, давала силы), – был воспринят людьми, далекими от фантастики, как личное горе. Чувство невосполнимой потери, осиротелости охватило многих и многих. В октябре 1991 года вместе с болью утраты от ухода Аркадия Натановича была и спасительная мысль, что Борис Натанович жив, он с нами. Сейчас не стало и его… * * * Когда в конце XIX века умер английский писатель Уильям Моррис, для многих современников бывший олицетворением мужества и благородства в жизни и искусстве знаменитый художник Эдвард Берн-Джонс, словно обобщив слова скорби и горести, назвал своего друга «скалой защиты для всех нас, и замком на вершине скалы, и знаменем на вершине замка». Это – и о Борисе Натановиче... Но я не хотел бы заканчивать на этой ноте. Я хотел бы сказать нам всем, кому стало так пусто и зябко в тот черный понедельник 19 ноября, когда мысль о том, что его больше нет, станет нестерпима, вспомните: «Подождите. Есть одна история… На острове Хонсю, в ущелье горы Титигатакэ, в непроходимом лесу нашли пещеру…» Подробнее:http://exlibris.ng.ru/kafedra/2012-12-06/4_strugatsky.html
Борис Натанович Стругацкий: Враг врагов человечества Православный журнал публикует некролог Борису Натановичу Стругацкому… Необычно, непонятно. Не стоит опасаться: никто не попытается «вписывать» братьев Стругацких в христианство, от которого они были весьма далеки. Подавно, никто не станет заниматься полемикой, разоблачениями. Это ведь некролог. Человек упокоился. И покой его следует беречь. Над телом его должна стоять тишина. И все-таки надгробное слово необходимо. Стругацкие – огромное явление нашей культуры. Стругацкие – целая эпоха. Для стольких людей строки из их произведений стали неотторжимой частью личности! Для стольких людей любимые фразы из творчества Стругацких сделались паролем для узнавания себе подобных. Для стольких людей сейчас настало время печали – столь сильной, что и слов найти невозможно, чтобы выразить ее… Братья Стругацкие обрели громадную известность в 1960-х, в годы «оттепели». С течением времени их авторитет постепенно рос. Они стали кумирами нашей интеллигенции. Их книги воровали из библиотек, фотокопировали, продавали из-под полы по немыслимым ценам. От Стругацких ждали слова, и ко всякому их слову жадно прислушивались. Полагаю, изо всех советских писателей послевоенного времени именно их высказывание получало наивысший вес. В сущности, они довольно долго являлись настоящими светскими пророками. Их слушали прежде всего потому, что они были честны со своими читателями. Подавляющее большинство их произведений посвящены не космическим путешествиям, не сказочному заоблачному завтра и не чудесным достижениям науки и техники. Нет, зрелые Стругацкие писали о том, что происходит в стране, рядом с ними, рядом с теми, кто их читал. Они населяли свои книги персонажами, говорившими на языке советской интеллигенции. Прогрессоры, космодесантники, ксенопсихологи и т.п. выражали свои мысли точно так же, как их коллеги по умственной работе из далекой середины XX столетия. И проблемы ими обсуждались точно те же, что и здесь, в курилках и на кухнях «страны Советов». О гуманизме и развитии, о прогрессе и его цене, о тех изгибах и перекатах политики, которые волновали тогда «научных сотрудников младшего возраста». Стругацкие обращались к темам неудобным или даже опасным. Во всяком случае, рискованным. Они искали «понимающей» аудитории, т.е. прежде всего такой, которая не боялась бы думать, даже если сам факт обдумывания некоторых проблем автоматически переводил мыслителя в оппозиционный лагерь. Разумеется, власть за такую позицию время от времени «одаривала» Стругацких крупными неприятностями. Но те, кто любил их, продолжал любить с еще большей силой. Этика Стругацких ставила творчество, развитие и познание над всеми прочими ценностями. Она оказалась чрезвычайно близка интеллигенции. Соответственно, именно интеллигенция, по их мнению, должна была тащить мир за собой, изменять его к лучшему, формулировать для него верные идеалы. По большому счету, перевоспитывать человечество. А может быть, даже и защищать его, причем порой – от самого себя. Если надо – самыми суровыми методами. Не напрасно Борис Натанович Стругацкий однажды сказал устами одного из своих персонажей: «Я не друг человечества, я – враг его врагов». Ведь пастырь – не друг овцы, а враг волка… И еще – Стругацкие были наделены силой писать сильнее, ярче, психологически достовернее, нежели подавляющее большинство их коллег-фантастов. В сущности, они весьма высоко подняли планку литературных требований, выставляемых перед литератором, пробующим свои силы в фантастике. Именно поэтому добра половина молодых писателей, пришедших в эту сферу литературы в 70-х, 80-х, 90-х, творили по тем образцам, которые дали им Стругацкие. Их творческое влияние оказалось необыкновенно притягательным. Целая плеяда замечательных авторов выросла «в шлейфе» Стругацких. В 1991 году скончался Аркадий Натанович. Незадолго до смерти, представляя один литературный альманах, он сказал: «Не может же быть, что все мы – сплошные идиоты! Не убивайте. Почитайте отца и мать, чтобы продлились дни наши на земле. Не пляшите с утра и до утра. Возымейте иную цель жизни, нежели накладывать руку на чужое богатство и на женскую красоту. Тысячелетия глядят на нас с надеждой, что мы не озвереем, не станем сволочью, рабами паханов и фюреров». Многие поныне воспринимают эти слова как завещание Стругацкого-старшего. И кто из образованных людей России, пребывая в здравом уме и твердой памяти, оспорит хоть единое слово из сказанного им? Диалог, три с половиной десятилетия шедший между двумя половинками писателя единого «братья Стругацкие», прервался. Его младший брат в одиночку написал под псевдонимом «С. Витицкий» еще два романа – «Поиск предназначения» и «Бессильные мира сего». Борис Натанович по праву гордился ими, но и говорил, вместе с тем: «Представьте, что много лет подряд вы с напарником пилите двуручной пилой огромное бревно; теперь напарник ушел, вы остались в одиночестве, а бревно и пила никуда не делись, надо пилить дальше…» И вот 19 ноября 2012 года ушел из жизни Борис Натанович Стругацкий. Диалог продолжится. Там, за порогом, братьям будет о чем поговорить. Сайт: www.foma.ru
Памяти Бориса Стругацкого 28 декабря - 40 дней со дня смерти писателя
Очень не хочется говорить расхожие фразы. Ушла эпоха... Умер последний шестидесятник... С его кончиной кончилась советская фантастика... Да, это так. Но всё это общие слова. А боль-то — вот она. Личная. Бессловесная. Внутри. Такую боль, такое потрясение редко испытываешь, когда уходит просто какой-то другой человек. Это боль расставания с истекающим кровью куском самого себя, своей жизни, своей души. Боль расставания с ожиданием чего-то лучшего для тебя самого. С давней и неумирающей надеждой. Я всё думаю: откуда, ну откуда взялся беспрецедентный, длившийся несколько десятков лет авторитет Стругацких? Почему, скажем, мы, члены возглавляемого Борисом Натановичем семинара молодых фантастов, бесшабашные ребята семидесятых годов, для которых, вроде бы, вовсе не было авторитетов, буквально в рот смотрели шефу... Конечно, мы ему возражали. Не соглашались. Самоутверждались, как могли. И все же сами в глубине души ощущали, что его оценка — это истина в последней инстанции. И почему, когда сменилось поколение-полтора и в девяностых в нашем семинаре стали появляться совсем иные люди, на них уже не действовала эта магия, и они со Стругацким даже не спорили — просто начинали ЕМУ объяснять, как на самом деле надо писать и продавать книжки. Может, Стругацких вознесло на пьедестал их диссидентство? Может, потому, что они иронизировали над властью и презирали ее, их так уважали? А когда объект иронии и презрения сыграл в ящик, тут-то все и кончилось? Но властителями дум они стали куда раньше, задолго до повальной моды на антисоветизм. Страшно сказать — еще самыми советскими своими повестями, вроде бы наивными и с точки зрения изысков большой литературы неглубокими «Возвращением» и «Стажерами» они воцарились в молодых умах. Уже навсегда. В предисловии к «Возвращению» Стругацкие писали: «Мы изобразили мир, каким мечтаем его видеть, мир, в котором хотели бы жить и работать, мир, для которого мы стараемся жить и работать сейчас. ...Если хотя бы часть наших читателей проникнется духом изображенного здесь мира, если мы сумеем убедить их в том, что о таком мире стоит мечтать и для такого мира стоит работать, мы будем считать свою задачу выполненной». И она действительно оказалась выполненной, в этом нельзя сомневаться. Великие братья умели изобразить желаемое так убедительно, так заманчиво, что громадное большинство их читателей и впрямь заражалось желанием жить именно в таком мире и ни в каком ином. Но разве можно назвать вдохновенную попытку убедить людей мечтать о мире ином, том, которого нельзя ни увидеть, ни пощупать, ни вообще убедиться, возникнет он когда-нибудь, или нет, и все-таки ради его обретения напряженно трудиться в мире этом — разве можно назвать такую попытку иначе, как распространением веры? «И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый, сходящий от Бога с неба, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего. ...Храма же я не видел в нем, ибо Господь Бог Вседержитель — храм его... Спасенные народы будут ходить во свете его... И не войдет в него ничто нечистое и никто преданный мерзости и лжи... И показал мне чистую реку воды жизни, светлую, как кристалл». Чем не мир Полудня? А ведь Иоанн Богослов описал его в Откровении на две тысячи лет раньше Стругацких. Даже отсутствие при коммунизме молитвенных домов и коленопреклоненных космолетчиков тут не требует объяснения, буде таковое кому-то потребовалось бы — ибо оно было дано в самом Откровении. Конечно, в 60-х никто не мыслил подобными категориями. И уж в первую очередь не мыслили так сами Стругацкие. Никому и в голову не пришло бы расценивать лучшую фантастику той поры как религиозную литературу. Но она была таковой. Притягательность описанного Стругацкими мира оказалась настолько сильна, что в коде архетипов культуры они ощутились людьми, которые взаправду побывали в прекрасном будущем, видели его и рассказали о нем. И о том, как его обрести. Парадоксальным образом советская НФ, наиболее одаренными и продуктивными творцами которой оказались братья Стругацкие, с ее почти воинствующим богоборчеством, сама того не сознавая, оказалась единственным и неповторимым, просто — не успевшим понять себя приспособлением православной традиции и ее системы ценностей, на которых спокон веку стояла и еще кое-как стоит Русь, к ракетно-ядерной, генномодифицированной современности. Пожалуй, лишь она, не поминая имя Божье всуе, сумела намекнуть, как вывести бессребреническую, трудоголическую, братолюбивую, нетерпимую к силам зла этику православия, безоговорочно нацеленную на личное и общественное преображение, в посюстороннее техногенное будущее, распахнуть перед традицией бесконечность. Как, не отказываясь от себя, не ломая хребет собственной культуре, сохраняя и преобразуя традицию, именно на ее основе созидать реальное будущее — пусть хоть и с помощью логарифмических линеек, электронных микроскопов и прочей неизбежно грешной посюсторонней дребедени, но поведенчески-то, этически-то — в поразительном соответствии с тем, как учил людей проводить земную жизнь Сын Человеческий. И последующая критика Стругацкими советской и российской действительности тоже именно поэтому воспринималась совсем иначе, чем яростные, исполненные ненависти выклики записных диссидентов или, несколько позже, якобы обличительная, а на самом деле из собственного гнойного пальца высосанная мерзость, производимая нынешними демократическими мастерами словесности. Схватка Стругацких с неприглядной реальностью были облагорожена и легитимизирована подспудной верой их читателей, что уж братья-то точно знали: именно вот это, и это, и еще вон то преграждает нам путь в рай на земле. Ведь сами они уже прошли этим путем и выучили на нем каждый поворот и каждый брод. Они имели право оттуда, из света говорить: это бревно надо убрать, а то не пройти. Этот мост надо починить, а то не дойти. А съеживаться авторитет Стругацких начал тогда, когда силу начало набирать поколение, не пропитавшееся сызмальства стремлением к светлому будущему. Посюстороннему ли, потустороннему ли... Ни к какому. ...В последние годы мы с Борисом Натановичем всё больше спорили. И мне сейчас так больно еще и потому, что, как всегда в такой момент, самые главные слова оказались не сказаны, самые главные доводы не приведены и самые главные ответы не услышаны. Но, может быть, не все потеряно? В конце концов, известно, что в промежутке между смертью на кресте и воскресением Христос спускался в ад, проповедовал там и вывел оттуда души ветхозаветных праведников и всех тех, кто уже посмертно, страдая во тьме кромешной, уверовал в Него. Эти люди оказались в аду лишь потому, что жили и умерли до того, как Сын Человеческий родился в мире сем и подарил жившим при нем и после него людям шанс на спасение; умершие до Рождества Христова были такого шанса изначально лишены не по собственному неверию, не по собственным грехам, но по никак не зависевшим от их воли объективным причинам. Хочется верить, что это был не единовременный акт, не стартовый, как теперь принято выражаться, пакет — но прецедент. Люди, которые словно бы инстинктивно, словно бы по собственной природе своей живут и действуют так, что, носи они на груди крест, их можно было бы причислить к лучшим из христиан, к добродеям, прозорливцам, подвижникам и мученикам, если в силу совершенно непреодолимых исторических условий они были лишены возможности своевременного естественного воцерковления, выводятся из ада в рай лично Христом за руку. Может быть— конечно, если мне тоже когда-нибудь посчастливится— я еще сподоблюсь увидеть их с братом, сидящими на старой армейской плащ-палатке, небрежно расстеленной под эдемской сикоморой; конечно, как и здесь, на пару райских ярусов выше меня, но все же так, что слышно будет. Может быть, мы еще доспорим. Хотя, наверное, там и спорить не понадобится. Там все будет так ясно... Автор: РЫБАКОВ Вячеслав, писатель-фантаст, доктор исторических наук Сайт: www.foma.ru
Издания братьев Стругацких в Центральной библиотеке Стругацкий А., Стругацкий Б. Бессильные мира сего: Фантаст. Романы / А. Стругацкий, Б. Стругацкий; Коммент. В. Курильского. – М.: Эксмо; СПб.: Terra Fantastica, 2007. – 651 с. – (Отцы-основатели. Русское пространство; Т. 9). В очередной том собрания сочинений непревзойденных мастеров отечественной и мировой фантастики вошли романы, созданные Б. Стругацким (под псевдонимом С. Витицкий) в последние годы, после безвременной кончины его брата и соавтора Книга есть в библиотеке.
Стругацкий Б.Н. Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики
Стругацкий Б.Н. Бессильные мира сего. Рецензия 1. Неудача романа Бориса Стругацкого еще раз доказывает потребность в полноценном реалистическом романе, в котором главной была бы не старая соцреалистическая (в истоках - сказочная) проблема искоренимости/неискоренимости зла и создания нового, совершенного человека (которая всегда и волновала Стругацких, писателей вполне сказочных и одновременно соцреалистических), а изображение его настоящих, глубинных причин. Для мистики тут места быть не может, хотя зло и кажется неотъемлемой частью реальности. Примечательно, что ни шага в этом направлении Стругацкий не сделал, что неудивительно, ибо метод братьев - это намеки, метафоры, фиги во всех карманах, сказочные скачки сюжета, но не реализм. В 2003 году описания аномального ясновидения, энергетической чистки души, формирования будущего или насылания порчи не носят экзотического характера, какой они имели бы в 1970-е годы, а воспринимаются как чистая и беспримесная бульварщина, результат измены вкуса. Тащить это в роман просто нельзя, ибо это уже давно тема газеток и журнальчиков, наполненных бредом об "аномалиях", о "непознанных возможностях человека". Собранный вместе в романе, снабженный моралями и рассуждалками об искоренении зла, материал производит тягостное впечатление. В итоге я так и не понял, зачем Стругацкому, давно возведенному в ранг классика, надо было менять стратегию литературного поведения и втягиваться в актуальный литпроцесс. Вместо того чтобы загадочно молчать.
Михаил Золотоносов, "Московские Новости" http://www.ozon.ru/context/detail/id/1551900/
Рецензия 2. Если в поисковой системе Yandex набрать слова "С. Витицкий", то второй ссылкой высветится комментарий какого-то сетевого жителя, озаглавленный "Старики зажигают": "Купил новый роман Бориса Стругацкого. На второй странице обнаружил слова "мочиться", "изнасиловать" и "Умберто Эко". Для полноты картины можно добавить, что на 86-й странице один из героев сравнивается с Салманом Радуевым. Да и сюжет романа обыгрывает вполне современные реалии… "Бессильные мира сего" развенчивают, кажется, все идеалы шестидесятничества, столь милые когда-то сердцу Стругацкого. Романтические настроения пресекаются лаконичным "разочарование - горестное дитя надежды", ожидание скорых перемен к лучшему уничтожено уверенностью, что "ничего не изменится, пока мы не научимся что-то делать с этой волосатой, мрачной... наглой, ленивой обезьяной" (имеется в виду, конечно, homo sapiens). Культ настоящей дружбы вырождается в неискренние, бесплодные и сильно разбавленные алкоголем потуги спасти собрата. А если в мрачном миросозерцании кого-то из героев и случается просветление, то это не более чем "приступ оптимизма". Ну и, конечно, любителям Стругацкого не надо расписывать, что дело в романе происходит в декабре, под моросящий дождь, на обледеневших дорогах. Как не надо объяснять и то, что "Бессильные мира сего" - роман для чтения, и роман увлекательный. Написанный по принципу пазла, он далеко не сразу поддается читательскому желанию сложить все сюжетные ответвления и вставные новеллы в стройный сюжет. Да и стоит ли это делать? Ведь тогда исчезнет магия, которая всегда исходила от текстов Стругацких. А теперь исходит и от романа С. Витицкого.
Последнее интервью «Комсомольской правде» Бориса Стругацкого
Последний раз нам, журналистам "КП" удалось пообщаться с классиком летом. Тогда мы вместе вспоминали ушедшего из жизни двадцать лет назад Аркадия Стругацкого. Поговорили о творчестве и о жизни. Борис Натанович тогда нам казался вечным... Не так много у нас в стране писателей такого уровня, как Аркадий и Борис Стругацкие. Прямо скажем - единицы. Причем перечесть их хватит пальцев одной руки. Аркадий Натанович и Борис Натанович займут сразу две строчки. А может, одну? Накануне двадцатой годовщины смерти Аркадия Стругацкого его младший брат Борис Стругацкий приоткрыл «КП» тайну, как писались замечательные произведения. И почему после ухода из жизни старшего источник иссяк.
«Брат был для меня всем» - Борис Натанович, вы младше брата на восемь лет. Мешало ли это обстоятельство в детстве, например, вместе играть? - По-моему, у нас с АН (Аркадий Натанович. - Авт.) все было как у людей. Пока я пребывал в состоянии Рыжий, Барбос, а также Шибзд, то есть до войны, старший брат был для меня «мое все» - царь, бог и воинский начальник. Какие там игры - за высокую честь почиталось разрешение тихонько посидеть в уголке, пока брат с каким-нибудь своим приятелем высочайше развлекаются: разыгрывают сцены из «Войны миров» или мастерят из картонных коробок модель робота (управляемого по радио!), или сочиняют тексты для своего (рукописного) журнала (вышло два номера, оба утрачены). Потом, война уже закончилась, АН служил в Сибири и на Дальнем Востоке, я стал старшеклассником, отношения выровнялись. Выяснилось, что младший (хотя и остается пока еще Барбосом) уже способен на какие-то вполне человеческие действия. Например, можно было привлечь его к созданию титанической военной игры «Бой фронтов» (по аналогии с продающейся в магазинах довольно жалкой игрушкой «Бой батальонов»). На полу по всей комнате раскладывалась гигантская самодельная карта театра военных действий. И два военачальника (школьник-десятиклассник и младший лейтенант Советской Армии в отпуске, абсолютно равные в своих правах) по этому театру ползали на карачках, передвигая (по довольно сложным правилам) картонные квадратики, соответствующие стрелковым подразделениям, танковым армиям и артиллерийским корпусам. (Эх, не было у них тогда «Панцер-генерала» - вот бы насладились от души!) - А когда вы с братом начали общаться на равных? - А когда вы с братом начали общаться на равных? - К концу 50-х, когда БН закончил свой матмех и полностью вызрело и принято было к осуществлению намерение «писать настоящую фантастику», взаимоотношения устаканились окончательно. АН, как человек более опытный и знающий, прочно обосновался на позиции старшего партнера. БН же, «молодой еще», но уже доказавший, что не лыком шит и вполне «годен к употреблению в службе», прочно занял положение хотя и младшего, но, без-условно, партнера (с правом решающего голоса). Начиная же со второй нашей повести, «Путь на Амальтею», абсолютное равенство и равноправие установились и более не нарушились до самого конца.
«Он не терпел разгильдяйства»
- Аркадий Натанович довольно много времени провел в качестве переводчика в армии. - Это всегда казалось мне странным, но АН (будучи человеком безукоризненно интеллигентным и вполне штатским по целям своим и убеждениям) относился к армии даже с какой-то симпатией. Многое в армейской жизни ему нравилось, и в нередких наших дискуссиях по этому поводу он, соглашаясь с незрелыми моими инвективами в адрес армейской муштры, казенщины и вообще несвободы, в то же время всегда ухитрялся оставаться как бы при своем. Иногда мне вообще казалось, что будь у него в армии достойная работа, он и не рвался бы так отчаянно «на волю, в пампасы». Но он служил дивизионным переводчиком на Камчатке, работа его была однообразна и скучна, и никаких, ну ни малейших шансов на изменение этого положения у него не было. - Тяготило ли это его? Отложило ли отпечаток на характер? - Всего прослужил он в армии больше двенадцати лет, но кадровым военным, по-моему, так и не стал. Хотя перенял-таки кое-какие характерные черточки поведения, какие я наблюдал у знакомых вояк: всегда образцово аккуратен, не терпел разгильдяйства, склонен был в обыденной жизни покомандовать и всегда ждал и требовал от окружающих строгого исполнения того, что он называл «принцип Ко», - это, кажется, некий восточный принцип поведения, подразумевающий безусловное подчинение младшего старшему.
Писать начали на «слабо»
- Аркадий Натанович начал сочинять еще до войны, но потом рукописи пропали во время блокады… - Разумеется, писать начал он. Зубодробительное сочинение его «Находка майора Ковалева» (в двух школьных тетрадях, черной тушью, аккуратнейшим почерком и с рисунками в манере тогдашнего нашего любимца Фитингофа) было, разумеется, подражанием знаменитому в те годы роману Николая Муханова «Пылающие бездны». Но читалось единым духом, взахлеб и вызывало жажду продолжения не меньше, чем, скажем, «Аэлита» или «Человек-амфибия». Увы, эта замечательная рукопись утрачена безвозвратно, и даже не во время блокады, что было бы все-таки не так обидно, а на годы позже, когда я опрометчиво давал читать ее своим дружкам. И кто-то, сами понимаете… ее утратил. Но к этому времени АН успел написать еще несколько рассказов, и все они были, на мой взгляд, превосходны. Это была именно та фантастика, которую я хотел бы читать ежедневно (и АН тоже). К началу 50-х мы оба уже точно знали, КАК надо писать НАСТОЯЩУЮ фантастику! И когда жена АН Ленка спросила не без яда: «Что вы все критикуете да болтаете. Самим роман написать слабо?» - мы были уже готовы к ответу. Пари было заключено, и мы засели за «Страну багровых туч». - Аркадий Натанович начал сочинять еще до войны, но потом рукописи пропали во время блокады… - Разумеется, писать начал он. Зубодробительное сочинение его «Находка майора Ковалева» (в двух школьных тетрадях, черной тушью, аккуратнейшим почерком и с рисунками в манере тогдашнего нашего любимца Фитингофа) было, разумеется, подражанием знаменитому в те годы роману Николая Муханова «Пылающие бездны». Но читалось единым духом, взахлеб и вызывало жажду продолжения не меньше, чем, скажем, «Аэлита» или «Человек-амфибия». Увы, эта замечательная рукопись утрачена безвозвратно, и даже не во время блокады, что было бы все-таки не так обидно, а на годы позже, когда я опрометчиво давал читать ее своим дружкам. И кто-то, сами понимаете… ее утратил. Но к этому времени АН успел написать еще несколько рассказов, и все они были, на мой взгляд, превосходны. Это была именно та фантастика, которую я хотел бы читать ежедневно (и АН тоже). К началу 50-х мы оба уже точно знали, КАК надо писать НАСТОЯЩУЮ фантастику! И когда жена АН Ленка спросила не без яда: «Что вы все критикуете да болтаете. Самим роман написать слабо?» - мы были уже готовы к ответу. Пари было заключено, и мы засели за «Страну багровых туч». - Часто ли у вас случались разногласия во время работы? Как вы вообще писали вместе? - Не будет преувеличением сказать, что вся наша работа была именно «преодолением постоянно возникающих разногласий». Начиная с 1960-го, мы работали только вместе, рядом, бок о бок или нос к носу - как получится. Сюжет придумывался, как правило, заранее (в письмах или во время вечерних прогулок), а текст - фраза за фразой, абзац за абзацем, страница за страницей - мы сочиняли тут же, за столом, методом «предложено - обсуждено - занесено (или отвергнуто)». Полная свобода обсуждения и критики. Непрерывный спор (за каждое слово, иногда за запятую, предлагаемую «не там»). Каждый волен был не только править - полностью забраковать предлагаемый вариант. Но при одном существенном условии: вычеркиваешь предложенный вариант - предложи свой. И только так. Иногда (редко) случалось так, что согласовать варианты не удавалось. Тогда бросался жребий, и художественный спор решала монетка.
О ЛИЧНОМ
«Никогда не надоедали друг другу»
- Раз вы много времени проводили вместе, не хотелось ли после работы какое-то время отдохнуть друг от друга? - Пока мы были молоды и сравнительно здоровы, проблем такого рода не возникало вообще. Мы могли работать по тридцать - сорок дней подряд, без отдыха, без выходных, без перерывов. И никогда при этом не надоедали друг другу. Воображение у обоих било ключом, и, заканчивая одну вещь, мы уже готовы были начинать новую. Бывали случаи, когда способны были писать по ТРИ повести в год. Но уже к концу семидесятых темпы упали значительно. Укатали сивку крутые горки. Тут и возраст начал заявлять о себе, и пробудились накопившиеся болячки, и нервное утомление от бесконечной и беспобедной борьбы с идеологическим отделом ЦК ВЛКСМ сказало свое веское слово… По три недели зараз мы уже работать не могли - неделя, максимум десять дней, и готово: мы выдохлись, надо делать перерыв. - После ухода из жизни брата вы продолжили, цитирую, «пилить толстое бревно литературы двуручной пилой, но без напарника». Наверное, вы ощущали себя с братом как две половинки одного целого… Как вы учились жить без Аркадия Натановича? - Иногда мне кажется, что мы были не «две половинки одного целого», мы были чем-то вроде сплава или даже химического соединения. Субстанция распалась и перестала быть собой - даже частью себя быть перестала. Я частенько встречаюсь с читателями особого типа: им почему-то очень хочется «разъять» тексты АБС: вот это вот АН, а вот это - БН. Безнадежное занятие! Разделить, может быть, и можно (хотя я бы не взялся), но толку не будет, потому что исчезнет объект. Водород - здесь, кислород - здесь, а вода-то где? Нет воды! И писателя АБС точно так же больше нет. Есть собрание сочинений и еще «старик Витицкий», то ли племянник, то ли какой-то совсем дальний родственник.
СПРАВКА «КП»
После кончины Аркадия Стругацкого в 1991 году Борис Стругацкий под псевдонимом Витицкий опубликовал романы «Поиск предназначения, или Двадцать седьмая теорема этики» (1994-1995) и «Бессильные мира сего» (2003). Также в 2003 году для полного собрания сочинений Стругацких Борис Натанович подготовил «Комментарии к пройденному», в которых подробно писал историю создания произведений Стругацких. Они вышли отдельным произведением.
http://www.kp.ru/online/news/1299763 2013 год. Апрель Информация Методико-библиографического отдела ЦБС города Фрязино. ЦБ (ул. Вокзальная, д. 19). Т. 56-4-02-11
